Семь месяцев в неволе...

11 января 2015

Статьи и тексты выступлений

В 2014 году мир отмечает 100-летие с начала Первой мировой войны. Война эта известна тем, что стала самой страшной среди всех минувших войн. В неё было вовлечено более 30 государств, не только страны Европы, но и США, Канада, Австралия, Япония. За четыре года в странах – участниках войны погибло более 9 миллионов человек, раненых насчитывалось около 20 миллионов.

Ещё одной трагической страницей любой войны, в т.ч. и Первой мировой, был плен. За годы войны потери пленными составили: Германия и Австро-Венгрия потеряли более двух миллионов; Россия – более трёх миллионов человек.

Многие россияне знают о том, что их предки принимали участие в той войне, во многих семьях сохранились фотографии дедов и прадедов в военной форме, с Георгиевскими крестами. Но все ли помнят о том, что довелось пережить нашим прадедам за четыре года войны, сидя под пулями в окопах и землянках, в мороз и в жару. Восполнить пробел помогают документы, так или иначе, отражающие период 1914-1918 гг., отложившиеся в архивах, в частности, в ГКУСО «ГА в г. Ирбите». Это официальные документы: справки о мобилизации, о награждении Георгиевскими крестами, о предоставлении отпусков и назначении пенсии по ранению, сообщения о гибели на фронтах или смерти в лазаретах, и конечно письма родным с фронта. Среди документов встречаются воспоминания непосредственных участников войны.

Один из таких документов - «Воспоминания участника Первой мировой войны ирбитчанина И. Дробинина о нахождении его в немецком плену в 1917 году».

В «Воспоминаниях» автор подробно описывает, как он попал в плен, какие пытки и издевательства пришлось пережить ему и его товарищу по несчастью, о неоднократных побегах, последний из которых, наконец-то, увенчался успехом, о возвращении домой.

Документ дает представление о силе духа, стойкости русского солдата и желании во что бы то ни стало вернуться на родину.

Стиль и орфография авторского текста сохранены. Для удобства восприятия текст разделён на абзацы, выделенные красной строкой. Документ публикуется впервые.

 

Воспоминания участника Первой мировой войны

ирбитчанина И. Дробинина о нахождении его в немецком плену

в 1917 году.

 

ТАКОЕ ЗАБЫТЬ НЕВОЗМОЖНО1

 

Другу моему Николаю Фролову,

погибшему в Тухельских2 лагерях,

посвящаю.

 

Горы, вершины,

Я вас вижу вновь.

Карпатские долины,

Кладбище удальцов.

/из солдатской песни/

Осенью 1914 года, меня, как ратника первого разряда призвали в царскую армию. А так как шла война, то вскоре же отправили на Юго-Западный фронт воевать против австро-германских войск. В марте 1917 года, будучи в Карпатах под городом Калуш3, мы были посланы в разведку с товарищем по фамилии Фролов, нас забросали гранатами. Оба мы были: Фролов контужен, а я ранен и взяты в плен. Как известно, что союзником Австро-Венгрии была Германия. Взяли нас в плен немцы. Взятых немцами в плен русских, они сами охраняли в лагерях, а затем отправляли к себе в Германию. Содержание русских в лагерях австрийцами и немцами было неодинаково. Если первые обращались плохо, то всё же придерживались прав закона о человечности. Немцы же смотрели на нас как волки и обращались по-зверски. За малейшую оплошность они применяли к русским самые жёсткие пытки и истязания.

И вот, к этим-то зверюгам, нам суждено  было с Фроловым попасть в их грязные лапы. Нас притащили к землянке, забросили на машину, и без всякой первой помощи, увезли в госпиталь города Калуш. Вскоре нас отправили в лагери Тухля, который мы, русские, называли «Туфлей». Это были знаменитые Тухельские лагери. Они славились своей жестокостью и произволом. Команды немецких и австрийских охранников, как на подбор, один зверее другого. Под стать ко всему этому соответствовала и местность. Кругом горы, сам лагерь в яме, только в небо дыра. Обнесён кругом в четыре ряда колючей проволокой, в на неё навешаны банки и звонки для звука.

Угрюмо, неприветливо нас встретили лагери. Жуткостью веяло от них. Люди ходили по лагерю худые, измождённые, глядя в землю, точно что потеряв.  Это взгляд голодного.

_____________

 

1 Заголовок, посвящение и эпиграф авторские.

2 Тухельские лагеря, Тухля. Правильно: Тухоль – лагерь для военнопленных на территории Польши.

3 Калуш – город в современной Ивано-Франковской области (Украина), ранее входил в состав Польши.

 

Первым долгом с нас сняли всё русское, а взамен дали куртки и брюки коричневого цвета, без учёта нашего роста и толщины. В брюки были вшиты жёлтые полосы-лампасы. На куртках, на правом рукаве, тоже жёлтые полосы. Вместо фуражек шапки-бадейки в виде колпака из того же материала. На ноги дали колодки-башмаки. Словом превратили нас в клоунов. Мы взглянули друг на друга и горько рассмеялись.

Первое время нас водили на допросы. Интересовались они вооружением, но главное настроением наших солдат. Мы, чтобы не молчать и не навлечь на себя этим подозрения, мололи им всякую чушь, вплоть до того, что у нас мол имеется на каждое отделение пулемёт и бомбомёт. Конечно, всё это мы преувеличивали, а о настроении солдат говорили им так: «Что солдаты решили биться до последнего разгрома ваших войск». Тогда как известно какое было настроение у солдат, просидевших в окопах почти три года. Да к тому же ещё царь Николай II уже был сброшен с престола.

Комендант лагеря оберлейтенант Бауэр, бывший при допросе, выпучил на нас свои  рачьи глаза, затем засипел, стал надуваться как индюк. И вдруг рявкнул, точно в пустую бочку, пролаяв на худом русском языке: «Врёте, свиньи!». А мы чтобы  не прыснуть от смеха над этим индюком, старались  смотреть по-серьёзному на своё «начальство». Да и смеяться было, пожалуй, не во-время. За такие «ответы» нам два дня не давали пищи. На этом пока всё и кончилось.

Кстати, о пище: кормили нас русских грязными бураками, сваренными с картофельной шелухой и крапивой один раз в сутки да и то недосыта, а вечером по черпачку чёрно-грязной воды, которую они называли «каво». Хлеба с примесью каштановой муки и опила 150 гр[аммов].

Но страшное ожидало нас ещё впереди. Мы не знали, что у них существуют пытки под название «шпанга» и «амбинт». Первая – когда человека приковывают правой рукой к левой ноге. В таком нелепом положении он должен был пробыть шесть часов. Вторая – когда человека за руки вешали на столб, без точки опоры, где он обязан с немецкой точностью провисеть ровно два часа, несчитая, конечно, избивательства прикладами и плетями. Вскоре нам с Фроловым пришлось испытать одно из них «амбинт» на себе. Для Фролова этот «амбинт» кончился трагически.

Гоняли нас русских по дрова за 5-6 км, которые мы на себе приносили  для лагеря. Если же кто, выбившись из сил садился, то охрана избивала прикладами, а чаще плетьми, для унижения нашего достоинства сделанных из бычьих половых органов.

Конечно, недоедая каждый день, и при таких варварских условиях люди быстро гибли. Оставалась одно: или умирать с голоду, или рискую жизнью бежать, пока ещё есть силы. И вот, придя однажды с работы, и дожидаясь вечернего «каво», мне вдруг пришло на память произведение Н.В. Гоголя  «Тарас Бульба», которое мне в детстве читала тётка, отцова сестра. Мне запечатлелись такие слова: «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила бы русскую силу». Эти слова подняли во мне дух сопротивления. Тотчас же я решительно заявил своему другу, что надо немедленно бежать. Если и убьют, то легче умереть от пули, чем переносить издевательства и голод.

В глухую дождливую ночь мы пролезли под проволоку, и вот она, свобода! Но куда пойти? Местность незнакомая. Кругом горы и без конца горы – Карпатские! Шесть суток кружили мы по горам, питаясь корнями трав и ягодами. В конец ослабевшие и измученные, были задержаны горной жандармерией.

Снова нас направили в тот же лагерь, из которого мы бежали. Хотя не говорили откуда бежали. Да нас и не спрашивали, а секрет заключался в том, что в шапки нам были зашиты матерчатые номера лагерей. В последствии эта махинация русскими была разгадана. И чтоб после побега не попасть обратно в тот же лагерь, их выпарывали.

Мне вечно не забыть тот день, когда нас избитых привели жандармы в лагерь. Это было 4 июня 1917 года. Комендант Бауэр сразу же объявил, что за учинённый нами побег, к нам применят «амбинт», то есть обязаны отвисеть два часа каждый. Вот тут-то невольно дрогнули наши сердца, а выдержим ли? Мы и так были изнурены и избиты. Милости мы не просили.

На этом столбе имелась железная пластинка с дырой, с нарезью, в которую  ввёртывалось большого размера кольцо. Присутствовали  при этом комендант  лагеря, врач и представитель – чиновник от местной власти, не считая, конечно, четырёх псов–охранников, которые подвешивали нас на столб. Меня вешали первым. Подведя к столбу, завернули мне руки назад, стянули в запястьях сыромятным ремнём. Под ноги поставили  низкую  скамью, а затем, прикрутив ремень за кольцо, из-под меня вышили скамью ногой и, я повис.

Сразу же начала чувствоваться всё более усиливающаяся резкая боль в плечах.  Не знаю сколько прошло времени, но тут же мне показалось: будто бы я верчусь на столбе вокруг земли, или же земля вертится подо мной. Тут я потерял сознание. Очнулся я на земле от холода. На меня лили холодную воду. Едва я открыл глаза, то как сквозь  сон услышал голос врача, склонившегося надо мною и державшего меня за пульс: «Мусайт» - т.е. можете продолжать. Меня тотчас же вновь подвешали. Больше я ничего не помню. Но видимо два часа прошло. Я уже не видел, как вешали Фролова, так как был утащен и брошен в барак. Только не вернулся он больше в барак. Не вынес, бедняга этой пытки и умер на столбе. Меня перевели в штрафную команду и отправили в местечко Сколя, бить бутовый камень для шоссейных дорог.

В июле я вновь пытался бежать, но на второй же день был задержан.

После этого подобрав партию из русских, нас направили в Германию. В первую же ночь я выскочил из вагона на ходу поезда, а к вечеру третьего дня был вновь пойман. На этот раз меня увезли к итальянской границе города Тироля, а там, собрав партию из русских, сербов и итальянцев /наших союзников/ нас загнали в шахты добывать уголь. Работа адская, утомительная, а пища плохая. Поднимали  нас на гора раз в неделю. Всё же мне удалось  выбраться и из этой преисподней. Когда  нас гнали получать заправленный инструмент, я рывком бросился в сторону, а так как уже было темно, угадал в ров. Хотя по мне и стреляли, но вслепую. На этот я решил направиться к союзной нам Румынии. Путь трудный. Здесь Карпаты соединялись с Альпами.

Кормился я уже у живущих  в горах пастухов-румын, пасших круглый год овец. Они радушно меня принимали, делясь со мной последним куском хлеба,  поили овечьим молоком. На четвертые сутки я добрался  до местности, называемой Трансильвания. Тут косившие в горах сено для овец румыны сказали мне, что едва ли я доберусь  до Румынии. Дальше горы пойдут безлюдные, питаться будет нечем. Из них двое румын муж и жена позвали меня пожить у них, на пастбище. Благо сюда никто не заглядывал, сказали они. У них было  двое детей: мальчик лет шести и девочка лет трёх. Это были жители села Зейкань района Хацег австро-подданные Деметр и Ника Балош. Прожил я у них около двух месяцев, помогая им по хозяйству. Это они спасли меня от голодной смерти в горах, укрывали от преследования жандармерии, когда те  приходили в село. На это время они отправляли меня в горы к пастухам, где я и отсиживался. А когда я побежал от них уже пятый раз они достали мне форму австрийского солдата, снабдили на дорогу продуктами. А ведь они рисковали этим, помогая мне.

Горячо поблагодарив их, я распрощался с ними. И вот под видом австрийского солдата я еду на Восток. Направление мною взято на Черновицы /Буковина/, не доезжая до Черновиц, я соскочил с поезда, зная, что там можно нарваться на патруль. Пройдя 15-20 километров, я перед утром бродом перешёл реку Прут и оказался на русской стороне. Меня тотчас же задержали, приняв за австрийца. Я вначале вздрогнул от крика «Стой», а затем обезумел от радости, не могу вымолвить слова, только глупо глазею на них. Нет таких слов, чтобы выразить это, когда я увидел русских людей, услышал родную мне, русскую речь. Это была моя Родина. Ведь я семь месяцев пробыл в неволе.

Случилось  это 16 октября 1917 года.

 

 Пенсионер  И. Дробинин.

 

г. Ирбит, Свердловской области.

 

ГКУСО «ГА в г. Ирбите». Ф. Р-1020. Оп.3. Д. 3.  Подлинник. Машинопись.